Детина взял Ивана на руки, и фыркнул в ответ на предложенную Иркой помощь:
— Ты, дева, сумки подбери. Куда нести гения?
Через час, когда отмытый и залепленный пластырем чуть ли не с ног до головы писатель лечил расстроенные нервы горячим сладким чаем и булочками с изюмом, Ирка решилась спросить у колдующего над плитой здоровяка:
— Извините, Володя, вы не из бандитов будете?
— Он гораздо хуже, — Лаврентий Борисович отвлёкся от процесса приготовления настоящей рыбы «фиш» с кисло — сладким соусом. — Он боксер — тяжеловес с отбитым содержимым черепной коробки. Призёр мирового чемпионата по версии Всегалактической Ассоциации бальных танцев с отягощениями.
— Ой, и такая есть?
— Борисыч шутит, — Вова зачерпнул полную ложку горчицы, отправил её в рот, и пренебрежительно поморщился. — Слабая.
— Нормальная, — возразила рыжая, содрогнувшаяся от одного вида этой дегустации. — Лучшая в городе.
— Ты просто не пробовала настоящую, — ответил тяжеловес. — Я однажды в Одессе на Привозе покупал…
— Вот как? — Кац приподнял бровь. — Кто напомнит мне имя того поца, что надел Лёве Минкину на голову ведро с аджикой?
— Почему это сразу поц? — возмутился Вова. — И не ведро там было, а маленькая баночка.
— Лёва говорил за ведро.
— Он бы это отраву ещё цистернами считал. В следующий раз башку отверну.
Иван поставил на краешек стола пустую чашку, и осторожно поинтересовался:
— Простите, Владимир, а зачем боксёру кастет?
— Привычка, — смутился Вова. — Но вообще‑то он пластмассовый. Опять же с начальством удобно обсуждать финансирование моей лаборатории — приходишь, значит, в кабинет, и небрежно так играешься…
— Какое финансирование?
Вместо боксёра ответил Лаврентий Борисович:
— Вова у нас заведует лабораторией в НПО «Лазурит». Кандидат наук, между прочим.
— Да? — глаза у Ивана округлились до невозможности, отчего запульсировала болью рассечённая бровь. — Тогда зачем вот этот маскарад?
— Не маскарад, просто маска, — уточнил боксёр, с некоторой долей смущения застёгивая верхние пуговицы рубашки, чтобы скрыть золотую цепь в палец толщиной. — Зато в трамвае никто не хамит.
— Вы ездите на трамвае? — удивилась Ирка, вспомнившая про оставленный на улице «Лендровер».
— Нет, не езжу, но вдруг когда‑нибудь придётся?
Гости разошлись поздно вечером. Изрядно подвыпивший боксёр порывался вызвать всем такси, но Лаврентий Борисович предпочёл пешую прогулку, а Ирка, загадочно посмеиваясь, отказалась, ссылаясь на необходимость перемыть посуду. Вот её‑то, не посуду, разумеется, выпроводить оказалось труднее всего — слёзы, упрёки в чёрствости и жестокосердии… Так похоже на маленький семейный скандал! А ведь Иван был твёрдо уверен, что не давал никаких поводов к матримониальным поползновениям. Ну да, было пару раз, может чуть больше, но это до армии, когда ещё мог ходить на двух ногах.
Вот дура! Ну зачем ей связывать жизнь с инвалидом? Вбила в свою рыжую башку бредовую мысль, и теперь носится с ней, как с писаной торбой.
Но всё же выпроводил, объяснив необходимость остаться одному горящими сроками по сдаче очередной книги. Вот этому поверила, хоть и с большим трудом. Правда пообещала заглянуть утром и проверить — всё равно выходной. Неугомонная ведьма даже запасной комплект ключей вытребовала. Да не жалко, пусть берёт, а то вот так сдохнешь ненароком, и пока соседи не начнут возмущаться из‑за запаха…
Впрочем, эти соседи только обрадуются, ибо упрямый писатель, отказывающийся продавать квартиру скупившим почти весь дом сектантам, давно у них костью в горле. То ли адвентисты, то ли иеговисты… разинули пасть на лакомый кусок в виде трёхэтажного особняка дореволюционной постройки в центре города. Улыбчивые джентльмены в безукоризненных костюмах приходили к Ивану раз в неделю, постоянно повышая предлагаемую цену. Но чуть — чуть повышали — через пару лет, глядишь, хватит на однокомнатную где‑нибудь в ближайшем пригороде. Жлобы.
Жильё досталось писателю по наследству. Отец, заместитель начальника военного училища, получил его в далёком восемьдесят восьмом году, как раз после рождения сына. Получил, но толком пожить не успел, умер от обширного инфаркта во время командировки в Москву девятнадцатого августа девяносто первого. Мать продержалась на пятнадцать лет дольше.
— Да идут эти Кришнаиты в задницу! — Иван помотал головой, отгоняя тяжёлые воспоминания, и включил комп.
Тот весело зажужжал кулерами, обрадованный вниманием хозяина, загрузился, по голосовой команде открыл браузер, и выдал сообщение о пришедших на электронную почту письмах. Ага, две штуки из издательства. В первом редактор оправдывается, что задержка с переводом аванса произошла исключительно по вине бухгалтерии, а во втором спрашивает пожелания по картинке на обложке книги. Вежливый, паразит… Всё равно художники нарисуют не то, чего от них ждут, а собственное виденье, в большинстве случаев не связанное с сюжетом. Тоже творческие люди, однако.
Ладно, этот вопрос можно обсудить завтра в скайпе, а пока просмотреть остальную почту.
— Опять эти козлы?
В третьем письме с незнакомого адреса только цифры. Двенадцать тысяч. И закорючка, обозначающая евро.
— Оборзели, выродки.
Это соседи в очередной раз подняли предлагаемую цену. Аж на две сотни. И как только не разорвало от жадности? Экономят, наверное — ведь спасение души и комфортное существование в загробном мире напрямую зависят от величины перечислений на счета штаб — квартиры секты, располагающейся где‑то между Бостоном и Майами. Как есть жлобы!