Джонни Оклахома, или Магия массового поражения - Страница 35

Ближайший костёр у самой опушки. Кажется, протяни руку, и сможешь похлопать по плечу ворочающего вертел бойца. А ещё лучше — воткнуть тонкий стилет в обтянутую кольчугой спину.

— Конину жарят, — с завистью прошептал Стефан. — А потом пиво будут пить, сволочи.

— Почему конину? Вдруг это баранина? — так же шёпотом засомневался норваец.

— Так гномы же.

— И что?

— У них высшей доблестью считается увести у эльфов лошадь, и сожрать её.

Риттер фон Тетюш осторожно подобрался к демону и бывшему стражнику:

— Стефан, а тебе не жалко будет своих резать?

— Против своих сэр Вован меня не пошлёт, — слуга рикса гордо вскинул голову. — У нас договор.

— А эти?

— Гномы в договор не попали. Так я схожу, ваше демонство?

— Давай.

Стефан тут же растворился в кустах, и Вова замер, оживая последствий собственной доверчивости. А с другой стороны… когда ещё проверить бывшего стражника, как не сейчас? Выдаст — не велика беда, всегда можно смыться обратно в лес, и попробовать зайти с другой стороны. Коротышки, как и длинноухие, среди деревьев чувствуют себя неуверенно, и в погоню не бросятся.

Потянулись долгие минуты, и вдруг тишину разорвал пронзительный женский визг.

— Бабские гномы, — выдохнул фон Тетюш. — То есть гномские бабы. Откуда они тут?

Глава 12

Когда с опушки леса послышался женский визг, граф Оклендхайм мысленно поблагодарил Небесных Богов, пославших барону Винслею красивую, глупую, и очень громкую жену. Сейчас воины маркиза отвлекутся на шум, и можно будет без помех пробраться к осадным башням. Вдруг чёртов сэр Гийом ещё и катапульты успел собрать за это время? Чем не шутит то самое всезнающее норвайское существо и его мама?

Баронессу, конечно, жалко. Было дело, немало приятных минут провёл в её обществе, и до сих пор мог вспомнить расположение родинок в куртуазных местах, но…

— Берите своих людей, сэр Генрих, и выручайте леди Люсиллу. Я пока попробую отвлечь неприятеля на себя.

— Никогда не забуду вашего благородства, граф! — с жаром произнёс Винслей, и смахнул невидимую в темноте слезинку.

Не забывай, наивный болван, только поскорее беги через весь лагерь маркиза к своей ненабля… в смысле, ненаглядной.

Разумеется, Оклендхайм — старший не стал говорить этого вслух, а барону ответил напыщенной фразой:

— Мы же благородные люди, сэр Генрих! Какие могут быть сомнения! На моём месте так поступил бы каждый дворянин!

Прилетевшая на голос стрела воткнулась у ног, и заставила графа снизить тон:

— Идите к славе, барон.

— Да хранят вас Небесные Боги, милорд! — Винслей отсалютовал мечом, и бросился к кострам с громким воплем. — Люсилла, я иду к тебе! Грумант и Оклендхайм! Бойся!

Риттер фон Крупп, вызвавшийся на вылазку добровольцем, проводил барона скучающим взглядом:

— Сегодня ночью одним болваном на свете станет меньше. Какие будут приказания, сэр Людвиг?

— Мы тоже идём в бой, сэр Франц. Но очень и очень тихо. На цыпочках. Ферштейн?

— Что?

— Не обращайте внимания, это по — норвайски. Вы со мной?

У осадных башен защитников Оклендхайма ждали. Наёмникам плевать на суматоху, поднявшуюся в лагере — у них приказ, и за его исполнение заплачены деньги. Неплохие деньги. Маркиз де Рамбуйе поручил охранять башни? Тем лучше, не нужно никуда бегать, а уж стоять насмерть гномы умеют.

— Отходим к замку! — граф отшатнулся, пропуская метившую в грудь секиру, и срубил вывалившегося из строя молодого гнома. — Уходим, мать вашу!

Нет ничего постыдного в отступлении перед превосходящим противником. Это не баллада, где доблестный риттер должен непременно погибнуть, красиво забрызгав врага содержимым кишок. В жизни всё проще — убей, но останься в живых сам, и тогда получишь шанс отправить к нечистому ещё не одного противника. Ударить в спину? Да без угрызений совести! Навалиться втроём на раненого? Обязательно! Плюнуть в кашу в надежде, что ублюдки отравятся? Тоже неплохо.

Темноту прочертил огонёк, и в глубине гномьего строя полыхнуло ярким пламенем. Кто‑то не выдержал, и швырнул кувшин с зажигательной смесью, приготовленной для поджога башен? И ведь неплохо получилось!

— Бросайте в них зажигалки!

Замечательную штуку придумал риттер фон Крупп — в каждом кувшине, не касаясь содержимого, горит пропитанный неизвестной дрянью фитиль, и если разбить хрупкую посудину… Очень удобно — не нужно каждый раз возиться с огнивом, да и разгорается земляное масло лучше.

Таких зажигательных снарядов всего десяток, больше сделать не из чего — запас для замковых светильников оказался меньше, чем хотелось бы.

Сильный толчок сбил графа с ног, и вставший на его место фон Крупп воткнул меч прямо в горящую бороду разъярённого гнома:

— Извините, сэр Людвиг, но вы немного отвлеклись, — прокричал он, повернувшись к Оклендхайму.

— Пустое, сэр Франц! — граф поднялся, и успел отвести клинком наконечник копья, направленного риттеру в спину. — Не пора ли уходить, сэр?

И тут строй коротышек, и без того изрядно поредевший от зажигательных снарядов, словно взорвался изнутри. В дрожащем свете горящего земляного масла было видно, как разлетаются гномы. И чаще всего — разлетаются по частям. Неизвестный союзник орудовал секирой, и даже казалось, будто та достаёт наёмников чуть ли не на десяти шагах. Бред, конечно… такие топоры встречаются лишь в сказках о древних героях.

— Отец, ты живой? — вынырнувший откуда‑то виконт Оклендхайм напугал графа перемазанным сажей лицом. Ну прямо вылитый нечистый… — Ага, живой!