— Фридрих, ты сломал ему челюсть. Ты знал?
— О чём, дядя?
— О новом способе защиты имперских секретов.
— Не такой уж он и новый, — фыркнул граф. — Его ещё двадцать лет назад эльфийские шаманы придумали. Эльфов, кстати, в этом случае допрашивать сложнее.
— Это почему?
— Они неграмотные. А вот наш любезный посол всё в письменном виде изложит, не выдавая государственных секретов вслух. У тебя есть перо и чернила?
История умалчивает о дальнейшей судьбе посла, но его откровения имели далеко идущие последствия в отношениях двух государств. Нет, они, то есть отношения, не испортились, как мог бы подумать всякий прочитавший откровения сэра Роланда Брюгге, двенадцатого графа Барентхилла, а совсем напротив. Временный правитель Груманта Его Светлость герцог Джеронимо Ланца неожиданно воспылал нежной любовью к могущественному соседнему государству, и в личном письме Его Императорскому Величеству клятвенно пообещал найти и жестоко покарать виновных в нападении на посольство империи.
«Коварство гномов не знает предела», — писал сэр Джеронимо. — «И подлое похищение с последующим трусливым убийством не останется безнаказанным. Королевство Грумант приложит все силы, дабы примерно наказать самозванца, выдающего себя за повелителя Подгорного Королевства Беньямина Восьмого Блюминга, отдавшего приказ об уничтожении посольства. Гнусным коротышкам не удастся запугать человеческую расу, и Грумант лишь приветствует стремление Вашего Императорского Величества к справедливой мести. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»
Граф Форбарра, в этом случае исполнивший обязанности секретаря и писаря одновременно, помахал бумагой, давая высохнуть чернилам, и спросил:
— Война, как я понимаю, откладывается?
Сэр Джеронимо улыбнулся:
— Это почему же? Мы начнём партизанские действия.
— Какие? — удивился незнакомому слову граф.
— Чуть позже узнаешь. А пока вызови в Лютецию Оклендхайма — старшего и риттера фон Тетюша.
— Фон Тетюш вряд ли сюда приедет, — усомнился Форбарра. — После того, как ты его чуть не казнил…
— Так не казнил же!
— Случайность.
— Случайность? Ты где её увидел? Фридрих, ты меня огорчаешь.
Замок Оклендхайм. Неделю спустя.
Нельзя сказать, что победа над целым хирдом досталась графу Людвигу дёшево — гномы разорили все деревни вокруг замка, вырубили сады, пожгли амбары с зерном нового урожая, загадили пруды, вытоптали виноградники… Слишком неожиданно появились здесь коротышки. И это после того, как вассалы Оклендхайма — старшего совместно с ополчением Окленда уничтожили два десятка мелких шаек — люди успокоились и даже немного расслабились. И тут такой щелчок по носу!
Хвала Небесным Богам, что разведка смогла вовремя донести о приближении хирда, так что люди успели уйти под защиту крепких городских и замковых стен. Только вот имущество, домашнюю скотину и всё прочее хозяйство пришлось бросить на произвол судьбы. Как выяснилось, в этом случае судьба предпочла повернуться задницей.
А теперь граф Оклендхайм возмещал крестьянам понесённые убытки, чем приятно удивил самих пострадавших, и поразил невиданной щедростью население города Окленда.
— Следующий! — риттер фон Тетюш махнул рукой, вызывая из толпы очередного бедолагу. — Как зовут?
— Ноттолио сын Чубысов, ваша милость! — низко поклонился рыжий детина. — Я мельник из деревни Роснановки.
Риттер с непонятной ухмылкой сверился с лежащим на столе списком, и кивнул:
— И каковы же твои убытки, Ноттолио?
Рыжий ещё раз поклонился, и принялся перечислять, загибая толстые пальцы:
— Так это, значицца, ваша милость… мельницу мою как есть сожгли — порушили супостаты. Восемь марок на строительство потратил! Бычка ещё увели. Шесть бычков, двенадцать коров стельных, да два дюжины овец. По нонешним ценам, ваша милость, ещё на три с половиной марки выходит. Итого ровным счётом четырнадцать марок, две гривенки и одиннадцать эскудейро с тремя грошами.
В толпе кто‑то охнул, поражённый аппетитами мельника, но фон Тетюш не повёл и бровью:
— Грамотен?
— А как же, ваша милость! В нашем деле без этого нельзя.
— Тогда вот здесь распишись, — риттер ткнул пальцем в бумагу.
— Что сделать?
— Имя своё поставь, дурень.
— Так точно, ваша милость, — Ноттолио дрожащей от нетерпения рукой взял перо и черкнул закорючку в указанном месте. — А когда за деньгами приходить?
— На следующий день после погашения недоимок за двенадцать лет.
Мельник растерянно захлопал глазами:
— Я все подати монастырю братства Маммоны платил исправно. У них всё записано, ваша милость!
— Обязательно уточним, — согласился риттер Сьёрг, недели две назад лично уговаривавший настоятеля ордена вернуть закладные расписки на доходы с деревень. — Но ведь в них было указано, что ты оценил своё имущество в три с половиной гривенки, не так ли?
— А — а–а…
— Так что идите в задницу, милейший Ноттолио. Следующий!
Фон Тетюш развлекался до самого вечера, пока окончательно не разуверился в человеческой честности. Люди вдохновенно врали прямо в глаза, требуя возмещения миллионов голов крупного и мелкого рогатого скота, миллиардов фунтов зерна, великолепных дворцов с фонтанами и лебедями, и бытии твёрдо уверены, что уж их‑то, самых умных и хитрых, нипочём не разоблачат. Изредка встречающаяся честность радовала — ведь даже в навозной куче при определённом везении можно найти жемчужное зерно.